Марья Лебядкина

КУЗНЕЦКИЕ ДНИ ФЕДОРА ДОСТОЕВСКОГО ЛЕГЕНДА И БЫЛЬ О ДОСТОЕВСКОМ Федор Михайлович Достоевский, 1821 – 1881 Путешественник и дипломат Александр Егорович Врангель: «Она была начитана, довольно образована, любознательна, добра и необыкновенно жива и впечатлительна». Дочь Достоевского от второго брака, Любовь Федоровна: «Вдова маленького чиновника питала демоническую страсть «к красавцу учителю из Кузнецка», что объясняется ее «африканским происхождением». Славный сын России, Петр Петрович Семенов, будущий Тянь- Шанский: «Она оказалась самой образованной и интеллигентной из дам семипалатинского общества… и была «хорошим человеком», в самом высоком значении этого слова». Личность незаурядная, Чокан Чингисович Велиханов, просветитель, этнограф, разведчик, путешественник, гражданин: «Мария Дмитриевна – сама любезность, простота и обаяние. Она умна, а главное, добрый человек». Друг Достоевского, пехотный капитан Артем Иванович Гейбович, бывший ротный командир 7–го линейного батальона, где служил солдат, унтер–офицер и, наконец, прапорщик Достоевский: «Милой и неоцененной Марии Дмитриевне с глубочайшим почтением целую щедрую ручку… все вещи, подаренные мне как ими, так и вами, сохраняются у меня… Здоровья, здоровья и здоровья желаю вам. Вы оба в нем так нуждаетесь…». P. S. Пашеньке (пасынок Достоевского, сын Марии Дмитриевны от первого брака), хотя и незнакомому, прошу от меня поклониться. (Из письма, отправленного Гейбовичем из Айягуза Достоевскому в Тверь). Анна Григорьевна Сниткина, вторая жена Достоевского: «Казнит Исаеву молчанием. Неуклонно сводит счеты с «Пашенькой», давно ставшим Павлом Александровичем, – он и после смерти матери продолжал жить с Достоевским, называя его отцом. Старательно вымарывает – даже из писем Достоевского – упоминания об Исаевой. По отзыву современниц, «Анна Григорьевна умеет любить и ненавидеть до конца»! Гордость России Федор Михайлович Достоевский: «О, друг мой, она любила меня беспредельно, и я любил ее тоже без меры, но мы не жили с ней счастливо» (из письма к А.Е. Врангелю вскоре после смерти Исаевой). И – «Была она женщина души возвышенной и восторженной. Сгорала в огне этой восторженности, в стремлении к идеалу!» (В беседе с девушкой «семидесятницей», через много лет после смерти Исаевой). И как общая, беспощадно правдивая оценка ситуации: «… Несмотря на то, что мы были с нею положительно несчастны вместе, – по ее страстному, мнительно и болезненно фантастическому характеру, мы не могли перестать любить друг друга, и даже чем несчастнее были, тем более привязывались друг к другу…» Женщина «болезненно–фантастического» характера Мария Дмитриевна Исаева, которую так живо напоминает нам Настасья Филипповна: «Я не только любима и балуема своим умным, добрым, влюбленным в меня мужем, даже уважаема его родителями, письма их так милы и приветливы, что, право, остальное для меня трын–трава» (в письме к сестре В.Д. Констант, вскоре после венчания). Эти строки Марии Дмитриевны в предполагаемый диалог не входят. Они написаны или задуманы, может быть, в этом домике. Они написаны еще в отблеске «кузнецкого праздника», когда Анна Николаевна Катанаева, близкая приятельница Исаевой, устраивает хлебосольную свадьбу, на которой веселился «весь Кузнецк»; когда Достоевский очаровал кузнецкое общество, – и превосходный танцор! – вскружил головы кузнецким дамам; когда, накинув на плечи длинный военный плащ, подолгу гулял с Марией Дмитриевной по городским улицам… Прекрасен был кузнецкий праздник… – тому порукой воспоминания очевидцев, приведенные в названной статье Булгакова.